Гражданская война в России (1918-1922 гг.) - часть 2
После того как были разгромлены армии Колчака и
Деникина, большевики смогли установить свою власть и на национальных окраинах
России. После Октябрьской революции 1917 года Грузия, Азербайджан и Армения
стали независимыми государствами. В Тбилиси у власти стояли грузинские
меньшевики, в Баку — азербайджанская национально-демократическая партия
«Мусават» («Равенство»), в Ереване — армянская социалистическая партия
«Дашнакцутюн» («Союз»). Весной 1920 года Красная армия подошла к границам
Закавказья. Еще в январе Москва предлагала Баку поддержать ее против Деникина,
а уже в конце апреля советские войска вторглись в Азербайджан, задним числом
образовав революционный комитет, который и обратился к России за помощью.
Азербайджан в ту пору был вовлечен в вооруженный конфликт с Арменией из-за
Нагорного Карабаха и не имел сил для сопротивления новому грозному противнику.
В считанные дни Баку и другие города были заняты без сопротивления. В конце мая
мусаватисты при поддержке турецких офицеров подняли восстание в Гяндже, которое
было легко подавлено. Это восстание, однако, заставило советское командование
перебросить войска из Армении, где в начале мая им было организован
Военно-революционный комитет. Дашнаки легко подавили восстание местных
коммунистов, лишенных поддержки Красной армии.
В июне Армения начала войну с Турцией для
захвата ее восточных вилайетов, до 1915 года населенных армянами. Очень скоро
армянская армия была разгромлена. Война стоила жизни 200 тысячам армян, главным
образом из числа мирных жителей. Турция захватила больше половины территории
Армении. В конце ноября советские войска, предварительно образовав на
российской территории армянский ревком, почти без сопротивления оккупировали
Армению. В феврале 1921 года в ходе народного восстания дашнакам вновь удалось
занять Ереван и большую часть территории страны, но в июле они были разбиты и
изгнаны в Иран.
Грузию Красная армия заняла в феврале 1921 года,
хотя ранее, в мае 1920 года, Россия признала ее независимость. Здесь грузинским
большевикам удалось организовать восстание в селе Шулавери, а советские войска
пришли уже как бы на помощь революционному правительству. В Батумском округе
Красная армия встретилась с турецкой, и было заключено соглашение о разделе
округа между двумя странами. В августе 1924 года меньшевики подняли восстание в
Грузии, которое было быстро и жестоко подавлено — погибло несколько тысяч
повстанцев и мирных жителей. Установлению советской власти в Закавказье
способствовало то, что Антанта не собиралась поддерживать независимость
тамошних государств, а Турция, сражавшаяся против союзной Антанте Греции и
Армении, была заинтересована в дружбе с Советской Россией.
Большевики установили контроль и над Средней
Азией, хотя партизанская борьба здесь затянулась и продолжалась вплоть до
начала 30-х годов. В Туркестане большевики опирались прежде всего на
немногочисленных русских рабочих, в первую очередь железнодорожников, на солдат
и часть офицеров расквартированных там частей бывшей царской армии. Туркестан
был своеобразным местом ссылки для проштрафившихся или неугодных командованию
офицеров. Недаром ходила поговорка: «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не
пошлют». Неудивительно, что многие офицеры, включая коменданта крепости Кушка
генерала А. Востросаблина, поддержали здесь советскую власть.
Временами большевиков поддерживали и
крестьяне-переселенцы, постоянно враждовавшие с коренным мусульманским
населением из-за земли и воды (последняя в засушливой Средней Азии была даже
важнее земли). В большевиках мусульмане видели силу, направленную против
ислама, стремящуюся ввести светское судопроизводство, радикально изменить
мусульманский быт, обеспечить равноправие женщин, изменить традиционные
поземельные отношения.
В начале ноября 1917 года в столице Туркестана
Ташкенте победила советская власть, опиравшаяся на русских солдат и рабочих. В
конце месяца в Коканде интеллигенция и духовенство на мусульманском съезде
провозгласили создание правительства автономного Туркестана, фактически
независимого от Советской России. Кокандскую автономию поддержали вооруженные
отряды, участвовавшие в 1916 году в восстании против попыток царского
правительства мобилизовать местных мусульман на работы в прифронтовой полосе.
Во главе этих отрядов стояли крупные землевладельцы (баи), а зачастую просто
авантюристы с уголовным прошлым.
В феврале 1918 года части красной гвардии заняли
Коканд. Сторонники автономии рассеялись по Ферганской долине. Большевики стали
называть их басмачами (по-тюркски — налетчиками), сами же они называли себя
«воинами ислама». Во многом борьба здесь носила межнациональный характер,
поскольку среди сторонников большевиков преобладали выходцы из Европейской
России. В басмаческом движении участвовали десятки тысяч человек. Обычно они
действовали небольшими отрядами в несколько десятков или сотен всадников и без
единого командования, но иногда объединялись в многотысячные отряды для осады
городов. Правда, здесь им редко сопутствовал успех из-за неравенства вооружения
(у басмачей почти не было артиллерии и пулеметов и катастрофически не хватало
боеприпасов). При царе жители Туркестана не служили в армии, не имели военного
опыта и не могли противостоять Красной армии.
В 1920 году советские войска ликвидировали
Бухарский эмират и Хивинское ханство, бывшие ранее вассалами Российской
империи. В дальнейшем басмачи могли получать помощь только из Афганистана. Тем
не менее сопротивление красным продолжалась все 20-е годы, так как местное
население оказывало помощь повстанцам. Басмачи вели партизанскую войну,
совершая набеги на войсковые посты и быстро отходя в горы или отдаленные оазисы
в пустынях.
Особого размаха борьба достигла в 1922 году,
когда во главе басмачества встал бывший турецкий военный министр Энвер-паша,
ранее безуспешно заигрывавший с большевиками. Паше удалось создать из басмачей
подобие регулярного войска. Его армии, финансируемой бухарским эмиром, удалось
овладеть Душанбе — центром Восточной Бухары. Однако вскоре силы Эн-вер-паши
были разгромлены, а сам он погиб в бою.
Другому предводителю басмачей, бывшему правителю
Хивы Джанаид-хану, повезло больше: в конце 20-х ему удалось эмигрировать в
Иран. Большевикам нередко удавалось привлечь на свою сторону большие отряды
басмачей ценой сохранения их командирам прежних земельных владений и привилегий.
Так, один из наиболее видных вождей басмачества Мадамин-бек, именовавший себя
«правителем Ферганы» и «амир аль-муслимин» — «предводителем мусульман», был
убит своими бывшими соратниками уже будучи красным командиром, когда приехал
уговаривать их капитулировать.
Кроме того, советскую власть поддерживали очень
немногочисленные пролетарии-мусульмане и часть крестьян (дехкан) бедняков. В
конце 20-х годов благодаря проведению земельно-водной реформы, подорвавшей
господство баев, а также массовых репрессий и депортаций и установлению
дружеских отношений с властями Афганистана большевикам удалось в основном
подавить басмачество. Оставшиеся отряды ушли в Иран и Афганистан.
Последней крупной операцией басмачей стал рейд
Ибрагим-бека во главе более тысячи всадников из Афганистана в Таджикистан в
1931 году. В боях с кавалерией Красной армии отряд был разбит, а его
предводитель (курбаши) взят в плен и казнен.
В связи с насильственной коллективизацией в
начале 30-х активизировались басмачи в пустыне Каракумы в Туркмении. Здесь
борьба в основном завершилась в 1933 году. Мелкие группы басмачей прекратили
свою деятельность в 1942 году, когда СССР и Великобритания пришли к соглашению
о ликвидации в Афганистане и Иране иностранной агентуры, враждебной двум
странам.
Весной 1920 года Гражданская война в России
казалось почти законченной. Остатки белых армий были вытеснены на окраины
страны или в эмиграцию и большой опасности уже не представляли. Зато
обострились советско-польские отношения. В период наибольших успехов Деникина большевики
готовы были достичь мира с Польшей ценой уступки полякам почти всей Белоруссии
и значительной части Украины. После же разгрома армии Деникина Ленин и его
товарищи начали всерьез думать о возможности экспорта революции в Польшу, а
оттуда — в Германию (успех германской революции считался ключевым для победы
мировой революции).
Польский лидер маршал Юзеф Пилсудский, сам
бывший социалист, вынашивал планы создания союза (федерации) Украины,
Белоруссии, Литвы и Польши при ведущей роли последней. 21 апреля 1920 года он
подписал в Варшаве союзное соглашение с главой Директории Украинской Народной
Республики Симоном Петлюрой. Польша признавала независимость Украины и
правительство Директории. При этом к польскому государству отходили Волынь и
Восточная Галиция, а армия Директории подчинялась польскому командованию в
войне против Советской России. Польская армия была снабжена значительным
количеством французского оружия. Страны Антанты с ее помощью рассчитывали
создать в Восточной Европе «санитарный кордон» против Советской России.
25 апреля 1920 года польские и украинские войска
начали наступление на Украине и 6 мая освободили Киев, выйдя на левобережье
Днепра. Возобновились и боевые действия в Белоруссии. Поляки использовали
момент, когда главные силы Красной армии еще не были переброшены с Южного
фронта на запад. Под влиянием патриотических чувств в Красную армию вступали
многие офицеры и генералы царской армии, в частности А. Брусилов. Уже 14 мая
войска советского Западного фронта под командованием Михаила Тухачевского,
получив подкрепления, перешли в контрнаступление, хотя и неудачное. А 7 июня
переброшенная с Северного Кавказа 1-я Конная армия Буденного прорвала польский
фронт на Украине. В результате 12 июня польские и украинские войска оставили
Киев.
В июле стал теснить противника и Западный фронт.
В Белоруссии польские войска быстро откатывались в варшавском направлении.
Возникла угроза существованию независимого польского государства. 11 июля
министр иностранных дел Англии Джордж Керзон направил Советской России ноту,
где предлагал Красной армии не переходить восточную этническую границу Польши,
известную как «линия Керзона» (она в основном совпадает с нынешними
польско-украинской и польско-белорусской границами) Совнарком отклонил ноту,
заявив, что военная необходимость может вынудить советские войска перейти
означенную линию (это случилось в конце июля).
В большевистском руководстве разгорелась
дискуссия, стоит ли наступать дальше. Глава военного ведомства Троцкий, лучше
других представлявший истинное состояние Красной армии, предлагал остановиться
на линии Керзона и заключить мир. В своих мемуарах он писал: «Были горячие
надежды на восстание польских рабочих. . У Ленина сложился твердый план:
довести дело до конца, т. е. вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим
массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть... Я застал в
центре очень твердое настроение в пользу доведения войны «до конца». Я
решительно воспротивился этому. Поляки уже просили мира. Я считал, что мы
достигли кульминационного пункта успехов, и если, не рассчитав сил, пройдем
дальше, то можем пройти мимо уже одержанной победы — к поражению. После
колоссального напряжения, которое позволило 4-й армии в пять недель пройти 650
километров, она могла двигаться вперед уже только силой инерции. Все висело на
нервах, а это слишком тонкие нити Одного крепкого толчка было достаточно, чтоб
потрясти»наш фронт и превратить совершенно неслыханный и беспримерный...
наступательный порыв в катастрофическое отступление» Однако Ленин и почти все
члены Политбюро отклонили предложение Троцкого о немедленном заключении мира.
Западный фронт продолжал наступление на Варшаву, а Юго-Западный, возглавляемый
Александром Егоровым, — на Львов.
Польская армия получила значительные военные
поставки из Франции. Правительство немедленно провело аграрную реформу, объявив
о перераспределении земли в пользу мелких землевладельцев (в России на такую
меру не решились ни Колчак, ни Деникин). Вторжение Красной армии
рассматривалось польской общественностью как попытка присоединить Польшу к
Советской России, как покушение на только что обретенную независимость, о
которой мечтали многие поколения поляков. 5 июля 1920 года Пилсудский издал
приказ по армии: «Сражаясь за свободу, свою и чужую, мы ныне сражаемся не с
русским народом, а с порядком, который, признав законом террор, уничтожил все
свободы и довел свою страну до голода и разорения». В тот же день в воззвании
польского Совета Государственной обороны утверждалось: «Не русский народ тот
враг, который бросает все новые силы в бой, этот враг— большевизм, наложивший
на русский народ иго новой, страшной тирании. Он хочет теперь и нашей земле
навязать свою власть крови и мрака». В армию вступали десятки тысяч
добровольцев, почти прекратилось уклонение от мобилизации.
Пилсудскому удалось быстро и скрытно снять
основные силы с Юго-Западного фронта и, вместе с подошедшими подкреплениями,
сосредоточить их против открытого левого фланга Тухачевского. Успеху замысла
польского контрнаступления способствовало то, что руководство Юго-Западного
фронта — командующий Егоров и член Реввоенсовета Сталин первоначально
отказались выполнить директиву главкома Сергея Каменева, бывшего полковника, о
передаче основных сил, включая Конную армию, в распоряжение Тухачевского для
действий против Варшавы.
16 августа 1920 года ударная группировка поляков
под личным руководством Пилсудского внезапно перешла в контрнаступление во
фланг Западного фронта. Советские войска были разгромлены. Как писал позднее
Пилсудский, «в бешеном галопе сражения еще недавно победоносные армии
противника в панике бежали, раскалываясь одна за другой как орехи...»
Тухачевский полностью потерял управление войсками, часть которых оказалась в
польском плену, а 4-я армия, часть сил 15-й и кавалерийский корпус Г Гая
вынуждены были уйти в Восточную Пруссию, где их интернировали немцы. В польском
плену оказалось более 120 тысяч красноармейцев, главным образом в ходе сражения
под Варшавой, а более 40 тысяч человек находились в лагерях для интернированных
в Восточной Пруссии.
Это было самое катастрофическое поражение
Красной армии в Гражданскую войну. Сказалась усталость, многие красноармейцы
старших возрастов, вынесшие еще Первую мировую, в обстановке военного поражения
предпочитали сдаваться в плен, а не продолжать борьбу. Западный фронт как
организованная сила перестал существовать
Юго-Западный фронт с большими потерями отступил
на восток, но сохранился как единое целое. Зато между Брестом и Москвой почти
не осталось боеспособных частей Красной армии. Как свидетельствует Троцкий, в
Политбюро сначала преобладало настроение в пользу «второй польской войны» —
«Раз начали, надо кончать». Председателю Реввоенсовета удалось убедить Ленина и
других в необходимости прекратить войну: «Что мы имеем на Западном фронте? —
Морально разбитые кадры, в которые теперь влито сырое человеческое тесто. С
такой армией воевать нельзя... С такой армией можно еще кое-как обороняться,
отступая и готовя в тылу вторую армию, но бессмысленно думать, что такая армия
может снова подняться в победоносное наступление по пути, усеянному ее
собственными обломками».
12 октября в Риге были согласованы
предварительные условия мира, а 18 октября прекращены боевые действия. Накануне
польские войска без боя заняли Минск, но тут же оставили его, отойдя на запад к
согласованной линии границы. К тому времени выяснилось, что правительство
Петлюры не в состоянии мобилизовать на Украине значительные силы, и Пилсудский
отказался от идеи федерации, предпочтя включить западные области Украины и
Белоруссии, а также литовскую столицу Вильно (Вильнюс) в состав Польши. С
включением же Минска — политического и культурного центра Белоруссии, трудно
было бы избежать предоставления автономии национальным меньшинствам, о чем
польские политики не желали даже слышать. На оставляемой войсками Пилсудского
территории самостоятельную войну с Советами пробовали вести украинская армия
Петлюры и Народно-добровольческая армия Б. Савинкова и генерала С.
Булак-Булаховича, выступавшей под эсеровскими лозунгами. В ноябре 1920 года они
были разбиты и ушли в Польшу.
Еще в августе 1920 года возникла легенда, будто
если бы не было промедления в несколько дней при передаче 1-й Конной армии
Западному фронту, исход сражения за Варшаву мог бы быть совсем иным. Но эта
версия рассыпается, если принять во внимание расчет времени и сил и средств
сторон. Вот что уже после окончания войны писал бывший командующий Юго-Западным
фронтом Егоров по поводу передачи 1-й Конной армии Западному фронту: «От района
местонахождения 1-й конной армии 10 августа (район Радзивилов — Топоров) до
района сосредоточения польской ударной 4-й армии (на р. Вепш — на линии Коцк —
Ивангород) по воздушной линии около 240—250 км. Даже при условии движения без
боев просто походным порядком 1-я Конная армия могла пройти это расстояние,
учитывая утомленность ее предшествующими боями, в лучшем случае не меньше, чем
в 8— 9 дней (3 перехода по 40—45 км, дневка и т д.), т. е. могла выйти на линию
р. Вепш лишь к 19—20 августа, и то этот расчет грешит преувеличением для
данного частного случая. При этом в него необходимо внести еще и поправку за
счет сопротивления противника Возьмем за основание ту среднюю скорость
движения, которую показала именно в такой обстановке конная армия в 20-х числах
августа при своем движении от Львова на Замостье, т. е. 100 км за 4 дня. Исходя
из этих цифр, надо думать, что раньше 21—23 августа конная армия линии р. Вепш
достигнуть никогда не сумела бы. Совершенно очевидно, что она безнадежно
запаздывала и даже тылу польской ударной группы угрозой быть никак не могла.
Это не значит, конечно, что сведения о движении 1-й Конной армии 11 августа на
Сокаль — Замостье не повлияли бы на мероприятия польского командования. Но
очень трудно допустить, чтобы одним из этих мероприятий оказалась бы отмена
наступления 4-й армии. По пути своего движения 1-я Конная армия встречала бы,
помимо польской конницы, 3 дивизию легионеров на линии Замостья; у Люблина —
отличную во всех отношениях 1-ю дивизию легионеров, следовавшую к месту
сосредоточения у Седлице по железной дороге. Польское командование могло без
труда переадресовать и бросить на Буденного 18-ю пехотную дивизию, также
перевозившуюся в эти дни по железной дороге из-под Львова через Люблин к
Варшаве... Не забудем, что к вечеру 16-го противник мог сосредоточить в Ивангороде
в резерве всю 2-ю дивизию легионеров. Кроме того, надо же учесть и прочие части
3-й польской армии, обеспечивавшей сосредоточение 4-й армии юго-восточнее
Люблина. В Красноставе к 15 августа сосредоточивалась 6-я украинская дивизия, у
Холма — 7-я. Короче говоря, очень трудно, почти совершенно невозможно
допустить, чтобы польское командование, игнорируя расчет времени, пространства
и свои возможности, панически отказалось от развития контрудара, решавшего, как
последняя ставка, судьбу Варшавы, только под влиянием слухов о движении Конной
армии в северо-западном направлении. Надо думать, что не пострадала бы особенно
даже сама сила контрудара, ибо его начали бы непосредственно три дивизии (14-я,
16-я и 21-я) вместо четырех, как было на самом деле (если отбросить 1-ю дивизию
легионеров). Это ничего существенно не изменило бы, поскольку дивизии польской
ударной группы, как писал Пилсудский, с началом наступления «двигались почти
без соприкосновения с противником, так как незначительные стычки в том или ином
месте с какими-то небольшими группами, которые при малейшем столкновении с нами
рассыпались и убегали, нельзя было называть сопротивлением».
Действительно, более раннее движение армии
Буденного к Замостью могло бы привести только к ослаблению польской ударной
группировки на одну дивизию, что все равно не помешало бы Пилсудскому разбить
войска Мо-зырской группы и зайти во фланг армиям Западного фронта. Правда, если
уж быть совсем точным, возвращение 18-й польской дивизии на юго-западное
направление против Конармии, вероятно, заставило бы польское командование
отказаться от контрудара на севере. Однако, во-первых, сам по себе этот
контрудар решающего значения не имел, и, во-вторых, Пилсудский мог решить, что
уже имевшихся под рукой пяти пехотных дивизий (трех дивизий легионеров, 7-й
польской и 6-й украинской) и конницы для нейтрализации Буденного хватит, и
продолжить переброску 18-й дивизии в 5-ю армию. В любом случае 1-я Конная
попала бы в районе Замостья в окружение, как это на самом деле и произошло во время
ее рейда в 20-х числах августа, и никакой существенной помощи армиям
Тухачевского в отражении польского контрнаступления оказать бы не смогла.
Движение войск Буденного все равно не заставило бы поляков отказаться от
запланированного контрудара — своей последней и главной ставки в войне с
Москвой.
Менее катастрофичным для Красной армии было бы
решение главного командования и высшего военно-политического руководства после
взятия Бреста не дробить силы в двух расходящихся направлениях, а сосредоточить
войска на варшавском направлении, ограничившись на Юго-Западном фронте лишь
вспомогательными действиями по сковыванию противостоявших ему польских войск.
Ведь войска Западного и Юго-Западного фронтов разделяло болотистое Полесье, и
оперативное взаимодействие между ними было очень затруднено. И в этом случае
Варшаву взять вряд ли бы удалось, но поражение Красной армии не было бы столь
катастрофическим.
Однако разделение усилий советских войск между
Варшавой и Львовом отнюдь не было случайной ошибкой. Расчет был на овладение
Восточной Галицией для дальнейших действий против Румынии. Советские вожди
мечтали не только об отвоевании Бессарабии, но»и о том, чтобы принести пламя
революции на Балканы.